О`Санчес - Суть óстрова
– Но если Родина позовет вас на другой пост, более высокий…
– Тогда и поговорим, а сегодня я на этом, как вы выражаетесь, посту.
– Да, извините, мы отвлеклись. Итак, вы говорите, что эта каланча…
– Будет сохранена. Иначе и быть не может и не должно, ведь она – старейшая во всем Бабилоне, уникальный памятник старины. Округ наш не самый центральный, окружной бюджет не резиновый, и мы способны лишь поддержать, косметически подправить, сохранить статус кво, о реставрации пока и речи не идет, если только соответствующие министерства, или городские власти не прислушаются к нашим заявкам.
– Маловат бюджет?
– Ну, мы не жалуемся… И делаем все возможное, чтобы пополнить его, работая при этом на благо народа, а не поборами и штрафами.
– Например?
– Например, обернитесь, поверните камеру. Вот. Перед вами необъятное поле деятельности для власти и для отечественного бизнеса.
– Пустыри?.. Камера, камера, панораму дай справа налево!.. Вот эти пустыри?
– Да, эти пустыри, эти руины. Сюда придет инвестор, и на месте этих жалких строений зацветут парки, откроются уютные кафе, распахнут двери всевозможные магазины, бутики, выставки…
– Но говорят, что фаворит среди проектов – не сады и парки, а сплошная застройка малобюджетными типовыми многоэтажками?
– И жилое строительство предусмотрено, как без этого? Что же до пресловутых многоэтажек… Ну что, вон тот двухэтажный сарай с выбитыми стеклами вам кажется более привлекательным элементом для округа и города?
– Нет, конечно.
– Стало быть – на снос. Даже инвесторы у нас есть. Стадия разговоров давно позади. Дело за документами и делами, простите за неловкий каламбур.
* * *Дом, на который указывал господин префект Шредер, ничего этого не слышал. Человечек, симбионт его и счастливый талисман, внезапно исчез, и словно бы остатки жизни выдуло из полуразрушенных стен. Смерть? Да, он понимает, что это такое. Ну и пусть. Ради чего теперь ждать, терпеть дожди и мороз, каждое утро смотреть на залив и медленное солнце над ним… Скорее бы уж…
А может быть он еще вернется?
Глава шестая,
по поводу которой главный герой, будь он помладше, мог бы высказаться так: «Проще читать нотации, чем слушать рэп. Лучше читать рэп, чем слушать нотации»
На этот раз двадцать семь тысяч талеров отломилось Сигорду все из того же магазина «Альтернативный прикид», логотип «АльП», а он, естественно, рассчитывал на тридцать. Недостающие десять процентов составили усушки, утруски и выбраковки: девицы-приемщицы лютовали, вероятно воодушевленные обещанными премиями за экономию закупочных денег. И по предыдущему «пилотному» десятку с ним рассчитались старым тарифом, по двадцать талеров сумка, но тут уж винить некого, все стороны законно соблюли свои интересы и права.
– Хорошо же вы на нас приподнялись, господин Сигорд!
– А накладные, а налоги? Впрочем, вы тоже далеко не в убытке от сотрудничества со мною. У, господин Родригес? Это вам не триста тех, первых талеров? Плюс громкое паблисити…
– Дай-то Бог, как говорится, будем надеяться, будем надеяться на дальнейшее. Что вы для нас еще приготовили?
– Гм… Пока ничего кроме краткосрочного отпуска. Чувствую – пора, созрел для небольшого отдыха. Столько лет как в забое.
– Ну, тогда счастливо отдохнуть! Всегда рады, как говорится. Всегда ждем.
Врал Сигорд: если бы у него была хоть одна идея, похожая на рабочую, на жизнеспособную, черта с два бы он отбежал от таких денег!
Тридцать пять тысяч на круг – чистой прибыли со всех операций! Почти тридцать пять… Если точнее – тридцать четыре с половиной. Двадцать пять он положил в банк, остальные на кармане, дома, всегда под рукой. Из них он будет тратить на лечение. Нет, не так! Двадцать пять – учтены фискальными органами, ибо прошли сквозь расходные ордера магазина и счета банковской службы.
С десяток тысяч, по договоренности с этим Виталле, удалось пустить черным налом, дабы уберечь от подоходного налога – его, Сигорда, и от всех остальных налогов – их, магазинщиков. Поэтому на лечение он будет тратить официально учтенные банковские денежки, и когда придет пора заполнять налоговую декларацию, он попытается оттуда что-нибудь вынуть по соответствующим графам списания налогов. Еще по прежней жизни Сигорд, пусть и весьма смутно и теоретически, но помнил что-то такое, позволяющее обходить и экономить совершенно легальным образом. До Нового года, впрочем, далеко, успеет подумать.
Зубы и глаза. Глаза и зубы, остальное подождет.
Остальное вовсе не хотело ждать: Сигорда беспокоили и тяжесть в мочевом пузыре, и боли в спине, и кашель, и горло… но – дорого, очень дорого от всего скопом лечиться. Главное здесь – то, что мешает, или, напротив, помогает зарабатывать денежки. А это – глаза, в первую очередь, как без зрения дела-то вести, и так уже ни хрена мелкого не видит. И зубы – тоже в первую очередь. Тут уж он экономить не будет, хоть по тысяче отдаст, но – выправит.
По тысяче! Заступница усердная! Три ха-ха! По тысяче!
За услуги окулиста, с осмотром, с лекарствами, с подбором и покупкой трех пар очков (два комплекта обычные, уличные, и одни специально для чтения), выложил Сигорд две тысячи талеров ровно! А вот зубы обошлись ему по-настоящему, астрономически дорого: в шесть тысяч триста! Конечно же, его надули, пользуясь неопытностью, подсунули дорогое лечение там, где и малым бы обошлось, уболтали на дорогостоящие конструкции и материалы, ему бы вполне хватило и пластмассовых, но… Как этого избежать, когда некомпетентен и при этом болен? Пришлось соглашаться и платить, платить, платить. Парадонтолог выписал ему лечебные пасты и мази, назначил ему пять сеансов посещений, а Сигорд обошелся двумя. Для такого масштабного протезирования в обеих челюстях требовалось четыре полных недели, Сигорд за свои кровные сумел настоять, чтобы уложились в три. Первые два зуба он рвал под анестезией, а потом смекнул по ощущениям, что гнилые пеньки его и так легко выходят из десен, от анестезии отказался – и не промахнулся: была боль, аж слезы на глаза на предпоследнем удаленном, а все же терпимо вполне, и экономия почти на пять сотен…
Зато как он шел домой, после окончательного «зубовного внедрения»! Сигорду мучительно хотелось встать на людном месте, ощерясь, оттопырив обе губы, чтобы всему свету видны были его безупречные металлокерамические жемчуга! Люди бы сбегались любоваться со всех концов города, а он бы ликовал… По серьезному – речи, конечно же, не шло, чтобы пойти на поводу у этих глупых и низменных желаний, добро бы и улыбкой обойтись, но Сигорд давно отвык улыбаться, а когда случалось – скорее кривился, не разжимая губ. Придется перевыкать и переучиваться… Боже мой! Он же почти все деньги на это дело просадил! Да еще и лендлордиха Патя червонец накинула – во всем городе, дескать, жилье подорожало!
Все не все, а похудела мошна – будь здоров! Восемь тысяч триста, без учета всякой такой необязательной мелочи, отдал он, чтобы с помощью врачей вернуть себе относительно здоровые зубы и глаза. Из двадцати пяти тысяч – оно само по себе немало, чистая треть, но если бы только это… Новый год, который казался таким далеким, набежал и убежал, оставив Сигорда один на один с новым хищником: налоговой декларацией. В прежней жизни Сигорд состоял на государственной службе, побочных прибытков не имел, а поэтому никаких деклараций не заполнял. Теперь пришлось, и выяснилось, что поскольку он нигде и никак не регистрировал свои коммерческие упражнения, то и на списание части налогов претендовать не может. От двадцати пяти тысяч следует отнять одну (одну!) тысячу необлагаемых никакими налогами доходов, а оставшееся умножить на ноль целых, восемнадцать сотых, или, попросту, высчитать восемнадцать процентов – и результат отнести в банк на счет налогового департамента! Все так просто и трагично. Восемнадцать процентов от двадцати четырех тысяч – это четыре тысячи триста двадцать талеров. Если сложить их и «медицинские» восемь триста, то получится двенадцать шестьсот с копейками. Больше половины от всего банковского счета! Курить надо бросать – вот тебе и экономия денег и здоровья. Сигорд в раздражении оторвал фильтр от сигареты и затянулся поглубже, чтобы уж продрало до самых почек. Все равно слабые, без фильтра-то и лучше, и дешевле.
На этом катастрофическом расчете Сигорд едва не надорвался морально, а тут еще за квартиру платить, да еще лишнее… Впредь надо быть умнее и хитрее.
Да. Умнее и хитрее, но это легко сказать, а придумать новую золотоносную идею – у Сигорда пока не получалось. Он кружил и кружил по свалке, подобно голодному койоту, но все это было не то.
Удалось ему свести знакомство и с унтером, который должен был сопровождать шофера, парнишку солдата, в то заветное утро, с тем счастливым грузом барахла, но теперь сумел получить с того только четыре краденых палатки (тысяча талеров навару), да полтора десятка той «панковской» обуви (три тысячи талеров навару). Потом унтера куда-то перевели…
